Весна Казбека Джелиева под знаком «Дон Жуана». Его работа в Южной Осетии запомнится театралам надолго. Запомнится оригинальностью постановки и неподражаемым режиссерским почерком. Молодой осетинский специалист, главный режиссер Дигорского театра, выпускник ВТУ им. Щукина, он, Казбек Джелиев, менее чем за три месяца поставил в Цхинвале спектакль, который заставил о себе заговорить во всем многообразии интонаций – от сдержанных оценок до безусловного восхищения. В интервью нашей газете мастер рассказал о деталях совместной работы с юго-осетинской труппой, выборе репертуара, своем восприятии проделанной работы, незримой связи с Южной Осетией и другом…
– Казбек, почему именно «Дон Жуан»? С учетом того, что театр национальный и здесь всегда в приоритете национальная драматургия, можно предположить, что Вы изначально выбрали не самый легкий путь покорения юго-осетинской сцены…
– Я следил за репертуаром театра, когда решил ставить здесь «Дон Жуана». Это было как раз после «Фатимы» Тамерлана Дзудцова, на сцене ставились спектакли «Æфхæрдты Хæсанæ» Розы Бекоевой, «Коста» Романа Габриа. Что-то привело меня к мысли, что на тот момент в театре шла перегрузка национального. Хотя и у меня могли быть предложения по национальным постановкам. Почему остановился на Мольере? «Дон Жуан» – одна из моих любимых пьес, мне, как режиссеру, хотелось выразиться через этот материал. Материал сложный по своему содержанию. Ведь это, на мой взгляд, определенный штамп в искусстве и зритель как минимум ждет того, что увидел уже где-то. Но я хотел показать другого Дон Жуана, который не гонится за женщинами, не легкомысленного. Хотел показать человека со своей философией, своими пороками и вместе с тем показать зрелищное представление. Театр – это место художника на сегодняшний день. Если кто-то хочет ознакомиться с произведением, он может взять книгу и прочитать, но раз приходит в театр, он должен увидеть немного другое, должен увидеть наше видение. Я хотел представить работу именно для такого зрителя, который будет думать вместе с нами.
– Ваша постановка вызвала массу положительных отзывов и лестные оценки были адресованы в первую очередь режиссеру и работе сценографа Давида Найфонова. Вы сами удовлетворены итогом работы?
– Я никогда не бываю абсолютно доволен своей работой. Естественно, есть какие-то моменты, которые нужно дорабатывать, на некоторые детали еще нужно время, чтобы выявить какие-то промахи и, в первую очередь, мои собственные, как режиссера. Нужно время, чтобы осознать или подойти к картине с совершенно другой стороны. Конечно, я всегда выстраиваю в голове некую идеальную форму своего спектакля и всегда стремлюсь и артистов, и другие цеха подгонять к этому идеалу, поэтому тот результат, который мы сегодня показали с артистами юго-осетинского театра, весьма неплохой. Что касается работы художника, то это, безусловно, талантливое воплощение изначальной задумки. С Давидом Найфоновым это уже наша четвертая совместная работа и он, как профессионал из раза в раз меня удивляет. Совершенно однозначно также могу сказать, что я доволен артистами. Было, конечно, сложно, ведь я для них совершенно новый в творчестве человек, который временами был, возможно, для них непонятен, но в конечном итоге мы находили понимание и сумели выстроить нормальный творческий процесс. И если, допустим, в дальнейшем мне еще раз придется работать с этими людьми, будет уже легче, ведь за три месяца совместной работы мы уже научились понимать друг друга.
В работе я придерживаюсь вахтанговского принципа о том, что театр – это праздник и неважно, это комедия, трагедия, драма или что-то еще. И этот праздник, прежде всего, должен ощутить зритель. Наверное, любому режиссеру бывает сложно, когда он приступает к работе в незнакомом ему до сих пор городе. И самым сложным в предстоящей работе, на мой взгляд, бывает понять и прочувствовать зрителя, на которого рассчитан твой спектакль. Поэтому, если оценивать итог нашей работы в ракурсе восприятия зрителя, то могу сказать, что и в этом случае я доволен работой. Если в случае с «Дон Жуаном» мы угодили зрителю, то это самое главное, а для меня, как режиссера, большая честь.
– Да, ощущение праздника Вы зрителю подарили и теперь он ждет новых работ. Будете еще работать с труппой Юго-Осетинского Госдрамтеатра?
– У нас с худруком Тамерланом Дзудцовым уже состоялся разговор на эту тему. И он сказал, чтобы я уже думал о следующей постановке. Возможно, в следующий раз это будет как раз что-то национальное. Думаю, идея придет сама по себе. Но однозначно могу сказать, что буду рад вернуться сюда еще раз. Вообще, я давно хотел поработать здесь, на юге Осетии и безмерно рад, что у меня это получилось. С Южной Осетией меня связывают и определенные обязательства, поскольку именно отсюда я в свое время получил путевку в Москву, в один из лучших театральных ВУЗов. И я об этом никогда не забываю. К тому же, за месяцы работы в Цхинвале я приобрел здесь немало друзей среди артистов. Это люди, которые хотят развития театра и думают об этом даже вне стен этого здания. Я успел заметить, что даже во время отдыха, в процессе неформального общения речь так или иначе заходила о театре, о его будущем. Буду рад с этими людьми поработать еще раз.
– А насколько профессиональный уровень наших артистов оправдал Ваши ожидания? И как Вам наш театр в целом, если, допустим, сравнивать его с театрами той же Северной Осетии?
– Очень сильно ощущался момент пандемии, было заметно, что многие из артистов давно не были на сцене. Но это явления временные. Артисты легко набирают профессиональную форму, если их загружать работой. Я думаю, в каждом театре есть свои проблемы, которые, как говорится, выносить из избы не стоит. На севере Осетии в театрах проблемы одни, здесь другие. Но все они в чем-то схожи. И там, и здесь из театра уходит так называемый культ актера. Время сейчас не самое лучшее для театров по всему миру. Поэтому сегодня нужно работать еще больше, еще усерднее, еще ярче. Театр нужно не просто любить, а доказывать это работой. Вот я, к примеру, артистам при постановке «Дон Жуана», когда слышал разного рода недовольства, всегда говорил – ребята, не обращайте ни на что внимания, ваше слово, ваш протест демонстрируйте только со сцены. И не просто говорите, а своим образом, профессионализмом заслуживайте, чтобы вас признали, чтобы для вас начали что-то делать. Это моя своеобразная личная философия. Я не люблю для себя что-то просить, я всегда доказываю, что я чего-то стою, делом. Наша задача – показать делом, сказать наше слово со сцены. Зритель тонко чувствует происходящее на сцене и, чтобы в конце спектакля он не поднимался нехотя и не аплодировал, потому что такова традиция, а вскакивал и аплодировал искренно. Зритель должен влюбляться в артиста. Бывает, смотришь спектакль и он как одно большое пятно – зацепиться за отдельные актерские работы невозможно. Так не должно быть. Режиссер не всемогущ. Я всегда завидовал людям, у которых есть индивидуальный талант, которые сами могут что-то стоящее показать в искусстве. К сожалению, режиссер зависим. Зависим от артистов. И если артист недорабатывает, как бы ты не бился, как бы не выкладывался, все равно кто-то будет лучше, кто-то хуже. Но ты ищешь причины в себе. Почему так? Почему, если ты со всеми работаешь одинаково, кто-то легко попал в роль, а кому то нужно время. Есть от природы талантливые люди. Это такие люди как Сослан Хасиев, как Андрей Тедеев, как Альбина Хугаева, Нина Кокоева, Георгий Валиев. Им все удается легче. К примеру, с Сосланом Хасиевым мы его роль Диманша сделали за одну репетицию. И следующий раз я «вызывал» картину с его участием уже только ближе к прогонам. То есть кто-то быстрее схватывает, а кому то нужно время, нужно думать и работать над собой.
– Кстати, про попадания. Изначально, при распределении ролей, Вы рассматривали на главную роль сразу двух артистов – Григория Мамиева и Эдуарда Гаглоева. Окончательный выбор оправдал ожидания?
– Да. Изначально, когда я планировал поставить «Дон Жуана» в Южной Осетии, я рассматривал на эту роль именно Григория Мамиева. Но потом, во время гастролей Юго-Осетинского театра в Северной Осетии я увидел Диму Парастаева в спектакле «Он, она, окно, покойник». Сразу подумал – какой же замечательный артист! И я уже был готов отдать эту роль Парастаеву, хотя Гриша мой друг, мой однокурсник. Но для меня дружбы на работе не существует. У меня есть много друзей-артистов, которые знают, что в театре для меня личных симпатий нет. Если я, допустим, буду знать, что есть артист, который меня может ненавидеть, но идеально подходит на какую-то роль в моей постановке, я не задумываясь буду с ним работать. Я всегда за театр, за сам спектакль, за итог работы.
С Парастаевым не получилось, на момент начала работы он проходил лечение. Потом предстоял выбор между Григорием Мамиевым и Эдуардом Гаглоевым. И Гриша меня в конечном итоге убедил. И очень сильно порадовал итогом нашей совместной работы. Возможно, кто-то ждал, что он будет каким-то европейцем, этаким французом или испанцем на сцене. Но, на мой взгляд, Дон Жуан должен быть, прежде всего, мужчиной. Наш осетинский темперамент очень сложно убрать и именно этим артист Мамиев только выиграл. В самом начале, когда он заявил мне, что никогда не играл таких ролей, я даже немного испугался, но конечный итог получился весьма неплохим. С ним было интересно работать. Звезды с неба не падают и звездами по щелчку не становятся, нужно работать. Много работать.
Очень сильно порадовал и Эдик Гаглоев. Он очень трудолюбивый, дотошный во всем, что касается работы над ролью. Я видел, как он работал. И работа эта очень часто выходила за рамки репетиций. Он оставался на сцене, когда все уходили, и отдельно прорабатывал мизансцены со своим участием. Успеха, как известно, добиваются самые трудолюбивые, ведь талант, по сути, это 95% трудолюбия. Вообще, за многих артистов я искренне рад. Второй и третий показ были лучше, чем первый. И всегда приятно, когда из спектакля в спектакль ты чувствуешь актерское развитие. Если есть рост, развитие – это всегда залог успеха.
– Есть режиссеры, которые достаточно суровы на репетиционной площадке, держат артистов в ежовых рукавицах и, напротив, есть режиссеры лояльные, которые артистам предоставляют определенную свободу. Вы какой режиссер?
– Режиссер напрямую зависит от артиста. Поэтому в начале любой работы важно прочувствовать характер каждого и выстроить отношения на основе взаимного уважения. Я пытаюсь понять артиста, понять его сопротивление, стараюсь сломать его неуверенность в себе. Это работа даже уже на уровне какой-то психологии. Бывает так, что у артиста что-то не получается на сцене и в таком случае вместо того, чтобы ругать его, иногда нужно похвалить. Похвала действует совершенно по-другому. И на следующей репетиции он может уже выйти и сделать все как надо. От режиссера требуется большое терпение. Я никогда не позволяю себе повышать голос на артистов, но всегда стараюсь пресекать любые нарушения дисциплины в процессе репетиций. Пока получается.
– Вы сами по первой профессии артист. Не бывает искушения и желания выйти на сцену?
– Бывает, конечно. Особенно в своих постановках. Но я всегда хотел быть именно режиссером. На тот момент, когда я поступил на актерский факультет СОГУ, режиссура казалась мне чем-то недосягаемым, у меня и возможностей не было поехать в Москву и получить хорошее образование. Потом, благодаря набору на юго-осетинский курс, я оказался в Щукинском училище. Здесь, уже в конце первого курса Анна Леонардовна Дубровская, художественный руководитель нашего курса, предложила мне перевестись на режиссерский факультет, объяснив это тем, что задатки режиссера во мне совершенно четко прослеживаются. И она мне в этом очень сильно помогла. Но режиссером я стал во многом благодаря путевке, полученной именно в Южной Осетии, поэтому об обязательствах своих перед нашим театром я помню J.
– Здесь, на юге Осетии, Вы, наверное, впервые в своей режиссерской практике увидели такое новшество как обсуждение спектакля после предпремьерного показа общественным советом, в который вошли специалисты, на первый взгляд далекие от театра. Как Вам кажется, насколько эта практика оправдана?
– Я был приятно удивлен. И уровнем обсуждения, и отношением каждого из этих людей к театру. И считаю, что очень кстати руководство Госдрамтеатра приняло решение по такой своеобразной форме приема новой постановки. Скажу честно, это обсуждение меня самого завлекло. Было очень интересно слушать литературоведов, философов, которые совершенно точно подметили мои режиссерские задумки. На этом обсуждении был определенный азарт, была критика, которая мне была понятна и приятна. Я всегда рад здоровой критике. Это, безусловно, нужное начинание, ведь устами представителей этого совета мы фактически слышим мнение зрителя. А это немного важнее, чем наше мнение внутри самого театра.
– И, тем не менее, Вы остались при своем мнении и сказали, что с учетом услышанного менять в спектакле ничего не будете…
– Это не мой эгоизм или какое-то ханжество. В случае с нашим спектаклем это был продукт, который уже принял окончательные формы, и если бы я стал что-то в этом менять, все могло рассыпаться. Но я, как режиссер, очень многое вынес для себя после этого обсуждения. Кстати, я пожелал бы нашим театрам и на юге, и на севере Осетии побольше критики. Критики профессиональной, здоровой, которая будет способствовать нашему росту. Нужно приглашать театроведов извне, которые будут смотреть репертуар, давать здоровые оценки работе театра. Это одна из составляющих успешной работы.
– Успехов Вам. И новых достойных работ.
